Русский шансон — Статьи и пресса — Памяти Сергея Наговицына

21 декабря 99 года в 4 часа утра по дороге на гастроли в город Курган умер от инсульта самый популярный в арестантских кругах певец — Сергей Борисович Наговицын. Пацаны! Давайте сегодня помянем Серегу и послушаем его замечательные песни.

Звучит песня: «Бог дал — Бог взял…» — никто не скажет лучше…»

Среди полутора тысяч блатных певцов, чьи записи мает на лимитке наша студия «Кореш», фамилия Наговицына канает по первой строке в одном ряду с Высоцким, Северным, Новиковым, Гулько и Ваней Кучиным. Это — гранды блата. Каждый из них — самобытен, безмерно талантлив, популярен в народе и каждый, по судьбе своей, горюшка хапнул выше крыши. Судьба хлестала их невзгодами по шее, а они судьбу — стихами по щекам.

Звучит песня: «Там на елках — шишки, там — медведи…»

В городе Перми, разрезанном напополам речкой Камой, есть хулиганский район, именуемый «Закамск». Это район — что-то типа нашей Первомайки. Вот в этом Закамске в 68 году родился и прожил жизнь Серега Наговицын. Детство у него было обычным, как у всех. Школьная маета, дворовые кампании, спиртное из горла и песни под гитару на скамейках… Было у Сереги и спортивное увлечение — он долгое время колотил по мордам своих товарищей по боксерской секции. Вот так и катил он по жизни до 88 года и не ведал ни сном и ни духом о таланте, притырившемся в глубинах его шпанской души.

Звучит песня: «Я бросил в десять лет учиться…»

В 88 году в том же Закамске в разборяках меж тамошней шпаной огребся Серега мощным ударом дрына по голове. Три дня валялся в коме на больничной койке, а когда оклемался, вдруг обнаружил в себе поэтический, а прицепом к нему и — музыкальный дар. Вот тут-то и потянуло Серегу на сочинение и исполнение песен. И это — при полном отсутствии у него музыкального образования. Первые свои три альбома 91-93 годов он записал в попсовом стиле — искал себя. Записывал эти альбомы там же, в Перми, на студии «Грамма». И вот только после всех этих попсовых ходов занырнул он вслед за Музой в конкретную арестантскую тему.

Звучит песня: «Мендельсоновские дела напевает колесный стук…»

Надобно сказать вам, пацаны, что Серега Наговицын за хозяином не был ни разу. Правда, пару лет назад судейские пытались ему всуропить пятилетку за жмурика под колесами Серегиного авто… Но тут вовремя подкатила амнистия, а с ней и трёшник условного. Вот и весь в судьбе Наговицына криминал. Однако, Серегу, по жизни, видать, настолько хмарило по тюрьме, и в своих песнях он так мастерски вырисовывал стихами и музыкой, а, тем более, голосом самую суть закоренелой каторжанской натуры, что каждый его слушатель рупь за сто был уверен: этот человек в тюрьме родился и оттуда еще не выходил! Вот такой артистический понт и называется великим Божьим даром, а попросту — Талантом.

Звучит песня: «Прокуренным осипшим голосом…»

А сейчас мы ради вас, любопытных, полезем в интимную Серегину жисть. Пройдемся по чертам характера, а заодно глянем на евойную внешность. Вот стоит перед вами парняга — 31 год отроду, под 180 ростом, ладненько сбитый и не от фонаря скроенный, темный — волосом и светлый — взглядом. Лицо в шрамах — душа в рубцах. Двенадцать лет — как женат, и девять месяцев — как отец. Спокоен, молчалив, чуток застенчив, уважителен к старшим и добр к людЯм. Жена любимая — Инна. Дочка обожаемая — Евгения. Живет… Жил с семьей у тещи в маленькой трехкомнатной хрущобе. Туда же на постоянку таскает бездомных псов и кошаков. Со всеми в ладу, кроме алкоголя. Вот так-то: жизнь — гражданская, а душа — жиганская!

Звучит песня: «А я птичкам покрошу хлебушек…»

За свои, отсчитанные судьбой, три червонца жизни Наговицын успел сочинить и спеть около 70 песен и выпустить на страну 8 альбомов. Четыре — эстрадных, включая альбом «Дори-дори» и три жиганских: «Этап» 97-го, «Приговор» 98-го года и «Разбитая судьба» 99-го. Артисты говорят: «что вложишь в название альбома, тем и огребешься в дальнейшей жизни…» Вот и разбил альбом «Разбитая судьба» жизнь Серегину на «до» и «после»… Там, где «до» — там остались: сцена, семья, друзья и надежды… А там, где «после» — скромный памятник да сырая могила на самом краю дальнего кладбища Перми… И нету оттудова тропы кочевой…

Звучит песня: «Привет, Глафира! Прости, я очень тороплюсь…»

На сорок дней со дня кончины Наговицына один безпонтовый пермский шансонье Толик Полотнянчиков с погонялом Полотно загоношился собрать на Пермскую сцену всех центровых певцов по блату. Обещаний и шуму наделал много, а в результате — зарядил входные билеты по 350 рэ и сдулся от неумения хоть что-то сляпать качественно. В оконцовке на сороковины приехали только два друга Серегиных — два артиста: неподражаемый Игорь Герман и своеобразный Серега Русских. Прикатили со всей страны и блатные. Полотно — послали, а вдове просто дали денег. Вот и весь поминальный концерт…

Звучит песня: «Расклад по мастям».

Сейчас у друзей лежит кассета с домашними записями последних песен Наговицына. В скорости эти записи получит Эдик Андрианов — единственный и постоянный аранжировщик его песен. Кстати, музыкант — от Бога! Вот тогда мы и послушаем последнее и незнакомое от Наговицына. А у меня, кроме его песен, останутся в памяти долгие ночные разговоры с ним по телефону да дарственные диски и кассеты… Вот и всё.
Студия «Кореш» прощается с вами. Завершается передача «На окраине, где-то в городе…», а вы, если есть надобность, пишите…

Звучит песня: «А я буду пить не чай — кофеек…»

© Андрей Даниленко, студия «Кореш», 2000 г.